--Часто с диссоциативными расстройствами отожествляют
такие культуральные феномены, как "вселение беса" в человека.
Художественный пример таких наблюдений:
« С самых древних времен люди верили, что в человека может вселиться бес. Такой несчастный как бы раздваивается: говорит то от себя, то от имени живущего в нем беса, или же с ним случаются припадки, во время которых он кричит по-звериному, бранится, богохульствует. На Руси и в восточной Белоруссии таких бесноватых называли кликушами, и чаще всего это были женщины, причем считалось, что кликуши не выносят христианских символов, не могут подойти к причастию.
…Название болезни кликушество, кликота, кликуша, кликотная болезнь пошли от того, что больной во время припадка «кличет» разными голосами, «выкликает» имя испортившего его человека. Если это женщина—то она кликуша, кликотница, икотница; если мужчина—то миряк. Кликуш называют еще игрецами, в них играет бес, а на Русском Севере болезнь может называться икота, икотка, поскольку припадок часто начинается сильной икотой.
…Кликуша в беспамятстве бьется о землю, хохочет, кричит на разные голоса, подражая крикам животных: лает, кудахчет, ржет, мяукает, выкрикивает имя того, кто ее испортил, называя его «отцом», «батюшкой», или «матушкой», если испортила женщина. Злой дух, сидящий в кликуше, говорит о себе в мужском роде, даже если кликуша—женщина, иногда—в третьем лице («икоточка отвечает» вместо «я отвечаю»), сообщает свое имя и происхождение: «Я—Сазон-утопленник, я хочу погулять в тебе», а также имя того, кто его наслал и на какое время. Обычно бес проявляет себя во время чтения Евангелия, молитв, причастия. В это время он начинает кричать: «Пора мне выйти из нее, долго ли мне здесь сидеть», «Уйду, выйду, выйду! Ты меня задушила, просфорами задавила, ладаном, старуха, заморила!»
…Вот современная запись разговора этнографа с женщиной, в которой «сидит икота». В разговоре участвуют этнограф, хозяйка-икотница и ее икота:
«В субботу в баню сходила, тут и началось! Как умираю. Из бани пришла—ничего не пила, не ела. Мне рот разжимали, лили в рот с иконы воду. После этого я заухала. Заухала икота, ухала целый год. Год не работала, была, как уголь, черная. Врачи не стали признавать эту мою болезнь. К старухам возили—куда попало. Воду дадут—пила, а что шептали, я не знаю. Как заухаешь—на все село. Тогда не говорила—только ухала. Говорить стала лет восемь—что хочет, то и скажет. К лекарю ездила, его не угостила, вот и сделал это. Он приехал, наговорил. И сейчас икота ухает, матерится, что попало говорит. Когда езжу—в стороне сижу, неудобно перед народом.
Этнограф: Сколько Вам лет?
--Икота: Ей? Шестьдесят один—икоточка отвечает. Ей поставьте на вид, чтобы она всю жизнь на дороге была.
Этнограф: Кто?
--Икота: Да Анна Ивановна.
Этнограф: Ну, мы икоту выпустим на дорогу лучше или вот туда—в магнитофон загоним.
Икота: Ну, икоточка, вот тебя и окастрировали. Ой, икоточку уберут.
Этнограф: Да, и хорошо будет.
Икота: Она мешать не будет, мешаться.
Хозяйка: Я живу—все равно что мучаюсь…»
…Во время припадков кликуша обнаруживает такую силу, что несколько мужчин не в состоянии ее удержать. Она ощущает непонятную боль во всем теле, слабость, тошноту, отвращение к еде или, наоборот, болезненное пристрастие к определенным видам пищи, которое необходимо удовлетворить, чтобы «задобрить» беса»
(Е.Левкиевская. «Мифы русского народа», 2003